|
После стольких лет, прошедших после аварии на четвёртом энергоблоке меня не покидает одно воспоминание. Наверно это важно.
Все знают, что эвакуация города Припять прошла очень быстро, людям дали на сборы очень короткое время. Люди уезжали на пару дней, и навсегда...
А, как – же домашние любимцы и баловни? Их оставили. Я в зоне домашних животных увидел 18 мая в селе Андреевка, куда по ошибке, проскочив по трассе Ораное, где находилась искомая 25 бригада, заехал водитель нашего грузовика. В Андреевке находился штаб оперативной группы ликвидации аварии на ЧАЭС. Меня приятно удивило поведение петуха, который, не смотря на желто-чёрные знаки радиационного заражения живо интересовался курицами в достаточно большом количестве бродивших по безлюдной улице возле школы эвакуированного села...
Прошло менее недели, и я руковожу дезактивацией пристани в г. Припять. Обед для моих солдат должны были привозить в отель «Полесье», где располагался дозиметрический пост, посылавший сведения в МАГАТЭ о радиационной обстановке в центре города. Людей, на суточное дежурство я регулярно выделял из своего взвода. С большим интересом в первый раз осматриваю покинутый город. Фильм Тарковского «Сталкер» по сравнению с увиденным – отстой! Сейчас сказали бы – «бомба». Только это - нейтронная бомба. На балконах домов висит развешанное после стирки бельё, оно ещё белое. В форточке чей - то кухни промелькнула заботливо завёрнутая в ещё белую марлю таранка, приоткрыты для проветривания форточки и балконные двери в современных панельных домах, в окнах зеленеет алое и только остовы засохших на подоконниках
других растений показывают, что хозяев нет уже несколько недель. Поворачиваем направо, центральная площадь, поперёк висят транспаранты с чем-то «первомайским» («МИР-ТРУД-МАЙ», «ДОСТОЙНО ВСТРЕТИМ...», точно не помню). Большая площадь, готель, припятский горком партии... Между двумя зданиями – высокая антена радиостанции на базе БТР. Разворачиваемся и подкатываем к крыльцу. Неприятно поражает вид разбитого углом стекла витрины ресторана. Сквозняк сквозь полуметровый проём на улице колышет плотную штору. Заглядываю. Внутри на полу рассыпаны мельхиоровые вилки и ложки. Вдруг понял - следы мародеров. Искали спиртное и деньги. В душе закипает слепая ярость... (До сих пор готов задушить собственными руками!) От этих мародеров начался распад Великого славянского государства, пока одни пытаются сохранить наследие дедов, эти шакалы выхватывают из живого, ослабевшего тела теплые куски, прикрываясь лозунгами реформы, и демократии. У меня сжимаются кулаки, от собственного бессилия в этой исторической непоправимости... Заходим в фойе. Справа за стойкой сидит «портье» - боец из моего взвода, за спиной ячейки с ключами, на столике ДП5-В. Здороваемся неформально (не как командир и подчинённый) за руку.
Расспрашиваю, что нового в зоне. Рассказывает, что приходила старушка и просила хлеба! Г. Припять, 24.05.86, закрытая зона, эвакуация прошла почти месяц назад, а возле постов ходят голодные старушки! Бойцы её, как могли, накормили, дали буханку солдатского хлеба, расспросили. Оказалось, что не стала эвакуироваться, (ведь всех увозили на несколько дней!), запас макаронов и тушенки, пригодился человеку, в молодости пережившему голод. Когда все уехали, то запасливо набрала в ванную воды, а для защиты от радиации на окна панельного дома навесила простыни!!! Старая женщина прожила в пустом городе практически месяц и только необходимость ХЛЕБА выгнал её из убежища в поисках ЛЮДЕЙ.
Приехал БРДМ с «расходом». Два термоса, один с борщем, второй с кашей, лоток серого хлеба, картонная коробка консервов в солидоле - рацион двадцати героев Чернобыля. Отдаю свою ложку и котелок какому-то «растяпе», солдат без ложки – хуже дезертира! Аппетита нет, взял кусок хлеба, банку открытой тушёнки и прихваченным из дома туристическим ножом с вилкой заталкиваю в себя немного еды. Слева от входа междугородний телефон-автомат. Снимаю трубку и ... гудок! Сердце забилось, неужели услышу родной голос? Набираю код Харькова, номер соседки, в пальцах нервно кручу пятнадцатикопеечную монету... успеть при соединении вбросить в автомат и нажать кнопку. В трубке треск, звуки соединения...
Никто не берет трубку! Чудеса в этом мире бывают редко. Расстроился, спрашиваю у «портье», где выбросить остатки еды, он показывает на служебный туалет. После отключения воды в городе не работает канализация. Я не рискнул зайти в зловонное помещение, заполненное нечистотами и отбросами. Выхожу на улицу. С невысокого крыльца вижу виляющую хвостом рыжую дворняжку. Вилкой выковыриваю на бетонные плиты из жестянки жилы и лавровый лист солдатских консервов, бросаю кусок хлеба, банку кидаю в кусты газона. Бойцы последовали моему примеру... На следующий день собак было уже несколько, они были разных пород и откровенно боялись подходить к крыльцу днем... Но в городе пошел слух, что жизнь возвращается...
Еще пару дней мы приезжали к готелю, а ситуация шла по нарастающей. Пока нам не подвозили еду, площадь перед гостиницей была пустынной. После приезда БРДМ с едой ото всюду, как тени молча появлялись собаки, собирались и ждали, пока солдаты не вычистят котелки на бетон с крыльца. Это уже были не только дворняги, но и доги, овчарки, сенбернары, таксы и болонки.
Я с удивлением наблюдал, как без людей животные сами организуются. Впереди сидела уже знакомая дворняга, за ней широким полукольцом окружали наши БРДМы собаки самых крупных пород - благородные мраморные доги, лохматые сенбернары, немецкие овчарки... Очень ровно, соблюдая дистанцию примерно метров семь от первого полукруга сидели и смотрели не моргая терьеры, спаниэли. Третий круг образовывали мелкие таксы, болонки... Вдали, возле домов на противоположной стороне площади в кустах мелькали кошки. Собаки на них никак не реагировали, всем своим видом показывая, что они верные воспитанные слуги своих ненадолго отлучившихся хозяев и только жестокий голод заставляет их клянчить куски...
А на завтра сквозь респиратор я услышал запах пороха. По всей дороге встречались люди мышиного цвета робах с двустволками. Они ходили по улицам, заходили во дворы. В Череваче, Залесье, Лелёве, Копачах, Припяти гремели выстрелы.
К крыльцу больше никто не вышел. В этот город никто, кроме птиц не вернется жить. Город умер.
Весь обратный путь по трассе Чернобыль – Киев километры обочины в трупиках собак, которые загружали в мусоровозы люди в мышином... Возле поворота на грунтовку, ведущую от Копачей на станцию в глубокой пыли купается собака, выгибаясь всем телом от нестерпимого зуда или боли, поднимается, отряхивается. Вижу – половина тела совсем без шерсти, гладкая, белая с голубизной кожа... Надпись на заборе мелом: «Не обижайте Жучку, она добрая, она совсем не кусается», калитка распахнута…
|
